Воспоминания, размышления, полемика с предшественниками и современниками

Случается и так, что прощения не попросили у нас. Человек, причинивший нам боль и доставивший неприятности, не извинился. Тогда мы должны решиться на важный шаг –  самим простить его. Приходилось ли вам замечать, что, когда вы прощаете обидчика, внутри как будто развязывается тугой узелок? Словно с души снимается тяжёлый груз – и становится легче.

В начале 2003 года я попросил Александра Евгеньевича Бовина дать интервью для одного популярного толстого журнала. Словно предчувствуя, что его не напечатают, Бовин долго не мог решиться на встречу. И все-таки беседа состоялась у него дома, на Пироговке. А вот неопубликованное интервью так и пролежало до сего дня.

Александру Евгеньевичу Бовину – известному советскому и российскому журналисту-международнику, публицисту, дипломату и педагогу – 9 августа исполнилось бы 90 лет.

Само собой разумеется, что выдающийся подвиг Фёдора Крыловича с самого начала никто не собирался преподносить как деяние бойца-одиночки. Осиповическую супердиверсию (так её, кстати, окрестили в Москве и Берлине) - требовалось обязательно включить в планы и достижения НКВД.

Люди проводят соревновательные гонки на жертвенность: простое - «ОСТАТЬСЯ ДОМА» - изображается словно путь на Голгофу. При этом никто не понимает происходящего.

«Важно верить в то, что делаешь, и тогда всё получится. Если кто-то не верит в наше космическое будущее, но при этом продолжает трудиться в этой области - я искренне не понимаю, почему таких людей вообще держат на работе, – отметил Вячеслав Филин, – Я уверен, что мы и сегодня можем создавать новые ракеты и придумывать проекты ничуть не хуже прежних. Было бы желание и, как я уже сказал, вера в то, что это действительно необходимо. А уж таланты у нас не перевелись».

Стремление во многом подражать «цивилизованной» Европе побудило Россию  в 2003-м году присоединиться к  Болонской системе высшей школы, что, на мой взгляд, нанесло ощутимый вред нашему отличному традиционному инженерному образованию.

В разное время года у рынка был свой запах. В июне в воздухе носился манящий аромат свежей клубники, следом приходил черёд «укропного духа» от малосольных огурцов, рядом бабушки из подмосковных селений продавали пучки листьев хрена, укропа, смородины – наборы для засолки огурцов. От запаха этого «подзаборного летнего бурьяна» кружилась голова! Потом наступало время яблок, весь рынок начинал благоухать антоновкой. К осени появлялась белокочанная капуста, а к Новому году, когда торговля картошкой и овощами перемещалась внутрь павильона, вместо них,  на радость детям и взрослым,  организовывался ёлочный базар. И вот всё это счастье вдруг исчезло...

Когда потолок в комнате после протечки стал похож на рыбью чешую и начал поплёвывать вниз сизыми кусочками штукатурки, а рисунок с обоев подчистую слизнуло время, оставив на стенах блеклое, местами вздувшееся покрытие; когда в кухне стало что-то зловеще потрескивать и осыпаться мелким серым зерном, отвертеться от необходимости ремонта не было уже никакой возможности. И тогда в нашем доме появилась мастер Катя.

Сто лет назад, 19 января (6 января по старому стилю) 1918 года, в день Крещения Господня, большевики разогнали Учредительное собрание, проходившее в Таврическом дворце в Петрограде. Попытку сделать Россию цивилизованным государством пресек утомленный «говорильней» матрос Балтфлота Анатолий Железняков. На огромном пространстве – от сибирской тайги до Балтики - на десятилетия утвердилась диктатура пролетариата.

Любовь сводит и соединяет заведомо несоединимых людей, порождая в них (чаще, в одном, а не в обоих) иллюзию обретения родной души и столь долгожданного, подлинного и непроходящего счастья. В этом смысле любовь – чудовищная ловушка: сначала она проносит лодку с парой влюбленных по усыпанной лепестками роз тихой речке, а затем, по истечении конфетно-букетного периода, ввергает ее в бурлящую, изобилующую порогами и перекатами темную стремнину.

- Василий, - кричал он мне, - ввалившись в гости в полдвенадцатого ночи, - они все неадекватные! Не-аде-ква-т-ны-е! Я больше так не могу! Доставал коньяк, лимон - и я обреченно отключал будильник на телефоне. Надеяться завтра встать пораньше было глупо. - Они все скачут по миру! Как блохи! Честно! Все! Никто из них не сидит дома! Они зарабатывают и все тратят на путешествия. А все остальное им не сдалось…

Так бывает - каждый день, как уже прошедший. С мелкими поправками. Именно – мелкими. Словно кто-то включает огромный копировальный аппарат и он, шумно шелестя, копирует один и тот же день, повторяя всё без подробностей. И так уходят годы - под тихим или тревожным, иногда неспешным, иногда торопливым, но не останавливающимся ни на миг листопадом отрывных календарей…

В замечательной книге советского писателя Юрия Дольд-Михайлика «И один в поле воин» жители маленького городка юга Франции, оккупированного фашистами, весело «праздновали траур» по поводу поражения немецко-фашистских войск под Сталинградом. Словосочетание «праздновать траур» вспомнилось мне не случайно, и не в пародийном или издевательском смысле, а в связи с объявлением общенационального траура 26 декабря 2016 по погибшим в авиакатастрофе в Чёрном море в районе Сочи.

Почему так часто мы пытаемся влезть в туфли, которые нам малы или неудобны? Ищем возможность носить, объясняя это их красотой, утонченностью, эффектностью, привлекающей внимание... В них мы себе кажемся самим совершенством...

Казалось, вся Москва решила взять штурмом переполненный Колонный зал Дома Союзов, в котором Константин Симонов читал свои неслыханные по обнажённости чувств стихи из цикла «С тобой и без тебя».

«А у нас – любовь! И в постели у нас всё чудно! И пусть все со своим мнением поскорее идут в жопу!» - прокомментировала мне ситуацию 68-летняя Лидия Михайловна. Для неё не было никаким секретом, что очень многие считают её пошлячкой и нимфоманкой. Но это не только не было для неё трагедией, но даже поводом для переживаний: научилась легко относиться к мнению посторонних.

А зима, тем временем, кончалась, морозный и ветреный февраль сменился расхристанным мартом. Мы ещё встречались, катались, но буквально последние денёчки. К выходным я получала смс: "Во сколько на каток?"- "В три!" - "Замётано".

Колонка Константина Кедрова-Челищева. «Если хилый - сразу в гроб. // Сохранить здоровье чтоб…» – в этих строках другой Высоцкий. Тот, каким он мог бы стать, если бы пошел путём поэзии.

Сегодня, слушая сонаты Бетховена в Рахманиновском зале московской консерватории, я по привычке искала глазами уснувших людей. Это всегда выглядит довольно забавно.

Оскорбившись за любимого поэта, я несколько раз переползала с места на место, ища безопасное укрытие. В конечном итоге, уснула на крыше какого-то жилого дома. Незадолго до рассвета.

Знаменитый поэт Константин Кедров-Челищев в материале для "Московских историй" рассуждает о поэзии в камне и объясняет, почему Маяковский уже не Маяковский, а Триумфальский.