Поэзия в камне или сказ о Триумфальском, Красноворотском и компании

Текст: Константин Кедров-Челищев

Фото из архива Константина Кедрова-Челищева

Соловецкий камень на Лубянке – прямо по Евангелию – «камень, отвергнутый строителями, стал во главу угла». Однажды, 30 октября, в День памяти жертв тоталитаризма, там зачитали 2000 имен людей, расстрелянных в Москве в 1937-1938 годах.

Осталось зачесть еще 28 000 из тридцатитысячного списка. Примечательно, что лежит этот камень напротив клумбы, где раньше торчал Железный Феликс. Кто-то мечтает его вернуть сюда. Будем молиться, чтобы этого не произошло!

Гениальные памятники вопреки всему - есть. Вот падающий Сартр в Париже во дворе здания старой Национальной библиотеки, прямо на нас падает. А вот земной шар в Нью-Йорке, оплавленный 11-го сентября 2001-го. Его решили так и оставить. И правильно сделали.

Маяковский придумал памятник-взрыв:

Мне бы памятник при жизни полагается по чину. / Заложил бы динамиту / ну-ка дрызнь! / Ненавижу всяческую мертвечину! / Обожаю всяческую жизнь!

А как замечательно он подсаживал на пьедестал Пушкина. Кстати, слово «подсадить» в те времена еще не имело нынешнего подтекста. Подсесть на пьедестал – неплохо звучит.

Если убрать с Тверской улицы Пушкина и Маяковского, Москва просто опустеет. Она и так на треть опустела, когда зачем-то куда-то уволокли Горького у Белорусского вокзала. Кстати, Горький теперь не Горький, а Тверской, раз улицу Горького переименовали в Тверскую.

И Маяковский уже не Маяковский, а Триумфальский. Кому-то пришло в голову легендарную Маяковку (площадь Маяковского) переименовать в Триумфальную. «Мужику в пиджаке» (кто ж его посадит!) не повезло.

Метро «Лермонтовская» переименована в «Красные ворота». Стало быть, Лермонтов, что стоит напротив, теперь Красноворотский.

Есенин с хвостом ящера стоит на Тверском бульваре. С хвостом или без хвоста, пусть стоит. Без него бульвар не бульвар. И Тимирязев, похожий на Командора, пусть себе держит в руках свой каменный фаллос (если смотреть, подходя к нему сзади с левой стороны). Так даже веселее.

Мне посчастливилось открывать скульптурный портрет Милорада Павича, еще при его жизни, в атриуме Библиотеки иностранной литературы, и по просьбе писателя даже зачитывать его речь. Как бы от первого лица.

Участвовал я и в церемонии открытия в Москве долгожданного памятника Осипу Мандельштаму. Еле нашел то место, опоздав на открытие. Да и сейчас вряд ли найду. Далеко упрятали. А памятник хороший, профилем к небу.

После этого всех поэтов стали ставить профилем ввысь, даже Бродского, который этого ох как не любил.

Ну что с того, что Булат Окуджава, дворянин арбатского двора, выходит из арбатских дворов и арок не очень-то на себя похожий. Может, там, в вечности, никто на себя не похож...

Посчастливилось мне по просьбе Аллы Александровны, вдовы Даниила Андреева, участвовать в открытии его мемориальной доски во дворе Литературного института, где я и в аспирантуре учился, и преподавал 13 лет, пока КГБ не отстранил меня от кафедры.

Алла Андреева, к тому времени полностью утратившая зрение, читала наизусть стихи гениального автора «Розы мира». Читала абсолютно молодым голосом. По-моему, это чудо.

Скульптор Григорий Потоцкий не так давно отлил и установил на свои средства у костела на Малой Грузинской памятник Матери Терезе. И, надо же, открытие совпало с днями сноса францисканского приюта для бездомных в Москве. Да тут поверишь сразу и в Бога, и в черта!

С легкой руки Горация многие поэты возводили себе монументы. Вот Державин призвал поэтов «в сердечной простоте беседовать о Боге и истину царям с улыбкой говорить».

Вот Пушкин перечислил свои, вполне реальные добродетели: «Что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Актуальность этих строк только возрастает. И свободу надо беречь и отвоевывать, и милость к падшим всеми силами пробуждать.