К нам приехал "Ревизор. Версия": Александр Калягин предстал в образе инфернального Хлестакова.

Текст: Слава Шадронов

Фото: Дмитрий Дубинский (все снимки кликабельны)

Заявлялась продолжительность два часа, уже на месте капельдинерши говорили сперва про час пятьдесят, потом час тридцать, в результате за час двадцать с бурными стоячими аплодисментами (но не считая двадцатиминутной задержки) управились - и то: зачем подробно пересказывать пьесу из школьной программы, если можно на скорую руку, не вдаваясь в лишние детали, перекинуть мостик "к нам едет ревизор"-приехавший из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе", ну и, между делом, чем-нибудь время занять, чтоб покороче и слов поменьше?

Ближайшие даты премьеры спектакля "Ревизор. Версия": 16, 17, 28 и 29 сентября в 19:00, Театр Et Cetera, Фролов пер., 2; метро Чистые пруды, Тургеневская, Сретенский бульвар.

На всякий случай, однако, к названию исходной пьесы пририсовано "версия", хотя главная "фишка" этой "версии" - она же и главный маркетинговый "манок": в роли Хлестакова выступает Александр Калягин, к чьему 75-летию и осуществлена постановка "Ревизора". И не то чтоб это сильно удивляло - старожилы припоминают (включая меня, я застал еще на старой новоарбатской сцене) "Дон Кихота" в "версии" Морфова, где Калягин выступал в заглавной роли при поджаром и высоком Санчо-Владимире Симонове.

С тех пор, конечно, прошел не один десяток лет, но ведь и развитие театра, в том числе театра Et cetera, значительно ускорилось за отчетный период, нынче и не таким "версиям" мало удивляются.

К тому же ход у Стуруа (при том что очевидно: не кастинг проводился под концепцию, но концепция подверстывалась под кастинг, а у Калягина своя рука владыка, и играя Хлестакова, он еще по щадящему варианту выбирает, а захочет - Ромео сыграет, захочет - хоть Красную Шапочку) даже не чисто формальный.

Хлестаков не просто возрастной и грузный, он сидит в инвалидном кресле, у него полный старческий набор Паркинсон-Альцгеймер, подслеповат, глуховат и о себе такой герой мог бы сказать, как недавно признался в интервью журналу "Тайны звезд" Слава Зайцев: "руки трясутся, скоро не смогу ходить".

Так что здесь Хлестаков ничего из себя не воображает (и даже не соображает), а просто уездные чиновники бессовестны и вместе с тем трусливы настолько, что и недееспособного готовы принять за всесильного. Сцены с Анной Андреевной и Марьей Антоновной при таком раскладе заставляют вспомнить "Дядюшкин сон" Достоевского.

Однако нетрудно догадаться заранее, беспомощность этого Хлестакова - лишь видимость, да и неинтересно было бы Калягину играть полуживого слепоглухого безногого старика - после предыдущих их со Стуруа совместных работ в "Буре" и "Ничего себе местечко для кормления собак", где худрук уже примерял на себя амплуа проницательного и владетельного мага.

Нынешний Хлестаков - из того же разряда инфернальных персонажей, и едва-едва оперативно симулировав маразм, он превращается в "настоящего ревизора", к финалу его каталка едет пустой, не считая саквояжа с деньгами-взятками, сам же Ревизор выходит с палочкой на своих двоих (ну хорошо, "троих") и, рекомендуясь Иваном Александровичем, требует всех сей же час к себе.

Для остальных героев, судя по позам "немой сцены", подошедшим бы модернистской скульптурной композиции на тему страданий грешников в аду, это оказывается страшным сюрпризом, для стороннего наблюдателя (говорю за себя) такой "ревизор с развязкой" понятен заранее.

Стуруа с первых минут, отсекая от гоголевского первоисточника что можно и нельзя, оставляя от него почти буквально "рожки на ножки" (и ножек-то не оставляя, если совсем уж буквально), отбрасывает все горизонтальные, бытовые, психологические, исторические связи внутри пьесы вместе с самим текстом пьесы, но постоянно обозначает метафизическую вертикаль в пространстве своего спектакля: внутри трехъярусной "ржавой" выгородки с проемами (идея сценографии А. Боровского) ходит вверх-вниз огромная подвесная люстра, все время что-нибудь падает или, наоборот, взлетает, хлопает, вспыхивает огнем, а Бобчинский и Добчинский выскакивают из люка, словно черти из табакерки - апокалиптический настрой не оставляет сомнений в серьезности режиссерских намерений, у Гоголя единственным положительным героем все-таки был смех, у Стуруа нет и такого, он суров и мрачен, впрочем, отчасти и комичен в этой своей натужной мрачности.

Персонажи беспрестанно крестятся по всякому поводу и без, особенно усердствует кривобокая глухонемая богомольная Авдотья (Елизавета Рыжих) в монашеской рясе.

Помимо Авдотьи языка лишился, довольствуясь лишь членораздельным бормотанием, которое понимает лишь Хлестаков, слуга Осип (Григорий Старостин).

Анна Андреевна и Марья Антоновна (Наталья Благих и Кристина Гагуа) между тем с подачи гуманного постановщика сохранили человекообразный вид, оставшись дамой приятной и дамой приятной во всех отношениях соответственно.

Труднее всего пришлось Городничему - но Владимир Скворцов тоже не впервые работает со Стуруа, и если вспомнить его Калибана из "Бури", с которым у Городничего в подобной "версии" обнаруживается немало общего (тот и другой полагают, что владеют неким куском территории, а вдруг выясняется, что некто могущественный проводит на ней свои магические эксперименты), то в образе градоначальника многое проясняется.

И вообще нынешнего "Ревизора" Стуруа невозможно воспринимать вне репертуарного и стилистического контекста "Et cetera", так легко и органична эта "версия" вписывается в один ряд не только с "Ничего себе местечко для кормления собак", но и с "Борисом Годуновым", и это я исхожу только из того, что видел сам, а ведь не всю афишу театра успеваю освоить.

Впервые не обнаруживаю в выходных данных спектакля Стуруа упоминания Канчели - зато в остатках пятого гоголевского акта персонажи выходят под хор евреев из "Набукко", а на поклоны выносят граммофон и он сопровождает овации фонограммой вариаций на темы... гимна США.