Дон Жуан и расчленёнка: Пермский театр показал свою версию оперы Моцарта и да Понте.

Текст: Слава Шадронов

Фото: Дмитрий Дубинский, фестиваль "Золотая маска" (все снимки кликабельны)

Как дирижирует Теодор Курентзис "Дон Жуаном", в Москве уже слышали - пять лет назад на сцену Большого перенесли постановку Чернякова, осуществленную сначала в Экс-ан-Провансе, и включили в репертуар.

Но не только спектакль в целом, а и его музыкальное качество никого (включая фанатичных поклонников режиссера и дирижера) в восхищение не привело, после двух серий показов спектакль сняли. Лично мне та версия тоже показалась унылой - и по мысли, и визуально, и музыкально.

В пермском же варианте оркестр звучит куда бодрее (солисты, правда, не успевают), при этом темпы арий и ансамблей быстрые, а речитативы, по контрасту, замедляют, "тормозят" действие. Но если с оркестром все в порядке, то с вокалом проблемы очевидны.

Показательно, что на "Золотую маску", которая привезла пермского "Дон Жуана", номинированы наряду с Курентзисом только две солистки - Наталья Кириллова и Надежда Павлова (Донна Эльвира и Донна Анна), но не исполнитель заглавной партии, приглашенный баритон Симоне Альбергини, и хотя это, возможно, лишь ритуальный жест "в поддержку отечественного производителя", действительно, ничего выдающегося в образе Дон Жуана здесь нет, а певицы в самом деле показывают вокал пластичный, богатый, содержательный.

Вообще мужские партии женским в спектакле явно проигрывают - это касается не только Дон Жуана, но и Лепорелло - тоже приглашенный итальянец Гвидо Локонсоло, и Мазетто - Виктор Шаповалов; как ни странно, поприличнее остальных мне показался тенор Борис Рудак в партии дона Оттавио, колоратура ему катастрофически не дается, но в целом он спел неплохо, а я, много слышав Рудака в Большом, привык относиться к нему скептически.

Постановка Валентины Карраско отталкивается от умозрительной и примитивной идеи, а визуально спектакль, наоборот, перенасыщен.

При такой избыточности видеоряда скудость мысли становится абсолютно очевидной.

Люди и манекены: только один Дон Жуан - человек в полном смысле слова, остальные, даже центральные персонажи, носят на себе ортопедический "бандаж" или пластиковые накладки, у женщин - на груди, и мужчин - между ног; кроме того, сцену загромождают в огромном количестве пластиковые антропоморфные болванки, целые, искромсанные и фрагментарные - отдельно руки, ноги, головы, торсы...

На заднем плане - полки и ниши с манекенами, манекены и куклы заполняют все пространство, а колористическое решение и свет выстроены таким образом, что отличить живого человека от куклы, выделить артиста среди манекенов зачастую непросто.

Зато разгадать режиссерский ребус нетрудно: вот Дон Жуан - свободный, сам выстраивающий свою судьбы без оглядки на навязанные со стороны нормы человек - и вот толпа из бездушного пластика, ну или в лучшем случае живые мертвецы, калеки-"киборги", бездушные "андроиды", и свобода - это жизнь, которая противостоит смерти.

Надо признать - в статике "картинка" выглядит эффектно, особенно когда должным образом подсвечена.

И музыке она, в общем, не мешает, но существует параллельно ей, не соотносясь с оперой ни сюжетно, ни ассоциативно: драматургия "Дон Жуана" - отдельно, изобразительный ряд спектакля - отдельно.

Пространство постановки - то ли ателье, то ли склад, с огромным запасом пластиковых человекозаменителей, зеркальными ширмами, ящиками-сундуками на колесиках.

Спектакль начинается с падения мертвого тела - пластикового манекена, и уже на увертюре содержательное противопоставление жизни и смерти отыграно исчерпывающе, а в опере еще почти три часа чистой музыки - и аргентинской даме-режиссеру приходится мучительно измудряться, вымучивая вариации на заданную символическую тему.

Лепорелло, перечисляя "донжуанский список", вытаскивает манекены гроздьями, демонстрируя, что тело - лишь пластиковая болвашка; при этом слуга Дон Жуана лезет к Эльвире с ласками.

Анна обнимает манекен, вспоминая убитого Командора - мертвое от живого персонажи этого спектакля, кроме Дон Жуана, не отличают, а вернее, все живое спешает превратить в мертвую пластмассовую расчлененку.

Эмоциональной кульминацией и апофеозом открытого противостояния "пластика" и живого человеческого тела становится финал 1-го акта, "маскарад" с пробежкой через зал и буйством на сцене "ряженых" - Кончиты Вурст, гологрудой и анорексичной активистки femen, манерных геев и буддистских монахов; они хватают фрукты, разложенные на голых телах (живых и искусственных), разворачивая лозунг «Viva la Liberta»; туда же пробираются замаскировавшиеся под хиппарей-рокеров-рэпперов Анна и Ко; гостей встречает Лепорелло, раскуривающий косяк в наряде индейского вождя; весельчаков гонят и теснят уродцы в ортопедических накладках и на костылях, а один из хулиганов прорывается под занавес в оркестровую яму, завладевает партитурой и топчет ее.

Эта грошовая буффонада смотрится живенько и на чей-то вкус, вероятно, весело - но после антракта мероприятие возвращается к пластмассовым обрубкам.

Эпиграф "Сон разума порождает чудовищ" и слайд с соответствующей гравюрой Гойи, стихи Хорхе Манрике "Проснись, о спящая душа", видеопроекции на полупрозрачном экране, наложенные поверх объемной "картинки" с пластиковыми муляжами... - под чудовищами, допустим, понимаются инвалиды-андроиды, но чей разум спит? Кто должен проснуться? Где здесь вообще начало разумное, рациональное, бодрствующее?

Визионерская инсталляция пытается притвориться концептуальным спектаклем - безуспешно. Ход с манекенами так быстро себя исчерпывает, а опера такая длинная, огромная по объему, что режиссер пускает в ход, помимо кукол, иные средства. Например, Церлина, запихнув Лепорелло в тележку из супермаркета, обматывает его клейкой лентой (я так понимаю, именно это и есть эксклюзивный эпизод из "венской редакции" оперы?)

Серенаду Дон Жуан поет пошлейшей надувной бабе из ящика. Статуя Командора - тоже, само собой, манекен, да еще какой уродливый.

А финальная сцена разворачивается на зеленом коврике-"газоне", представляя собой что-то вроде барбекю, но возле плазменного телевизора, где Лепорелло, переключая каналы, натыкается то на репортаж с участием Ангелы Меркель ("я ее знаю"), то на трансляцию боксерского матча (копируя, пародируя движения боксеров), а в какой-то момент и на... Курентзиса с оркестром.

За столом у Дон Жуана тем временем "восседают" опять-таки манекены, в ожидании главного каменного, то бишь в данном случае пластикового, гостя.

И Командор является - какой-то "голем" на ходулях под широкими штанинами. А Лепорелло, пока Анна и Ко празднуют победу, набрасывает себе на плечи оставшийся от Дон Жуана зеленый костюм: первый шаг к резиновой женщине.