Писатель Екатерина Садур: "Город - это отдельный литературный герой".

17.10.2016 19:11

Текст: Николай Макаров

Фото: автора; архив Библиотеки Ф. М. Достоевского, facebook 

 

Недавно в Библиотеке имени Ф. М. Достоевского (Чистопрудный бул., 23, стр. 1) прошла встреча с известным молодым писателем и драматургом Екатериной Садур, где мне посчастливилось побывать.

С творчеством Екатерины я был знаком по повести «Воздух», которая в своё время показалась мне очень странным, сюрреалистичным произведением. И необычайно притягательным...

 

 

Организовать в Москве встречу с Екатериной Садур придумал руководитель Литературной палаты России и вдохновитель журнала «Литературная инициатива» Георгий Брегман, автор множества интересных литературных проектов. Он и провёл вечер в Библиотеке имени Ф. М. Достоевского.

 

 

Однако, признаюсь: о самой Екатерине я знал только то, что она происходит из знаменитой литературно-театральной семьи, что сейчас живёт в Берлине, и что её мать, прозаика и драматурга Нину Садур, называют "звездой современной литературы".

 

 

У Екатерины сильные "писательские гены". Нину Садур, её мать, часто относят к авангарду, постмодернизму, русскому абсурдизму и магическому реализму.

Сама же Нина Николаевна, вопреки неоднозначным суждениям о её таланте, считает себя "самым консервативным писателем России".

 

 

Перед началом встречи я прошёлся по библиотеке, напоминающей целый городок, тихий и самобытный.

Слева и справа возвышаются большие дома-стеллажи, между ними - по узким лабиринтам «улочек», проходят «местные жители» - читатели, пристально всматриваясь в «окна-книги».

 

 

Библиотечная атмосфера располагала к спокойному времяпрепровождению.

Здесь мы и встретились с Екатериной Садур. И, удивительное дело, разговор, неожиданно начали с темы о городах!

 

 

- Города – это моя любимая тема в творчестве, - сказала Екатерина, - Я люблю городские ландшафты, меня трогает атмосфера города.

Она задаёт настроение, вдохновляет меня. Или, наоборот - опустошает. В моей прозе город – это отдельный литературный герой.

Эта любовь появилась ещё в моей ранней юности, которая пришлась на конец 1990-х годов. Мы с мамой и бабушкой жили в Новосибирске.

Этот город казался мне загадочным, мистическим. Наш дом располагался около вокзала. С подругой мы любили забираться на высокий мост и смотреть на расходящиеся в разные стороны железнодорожные линии. Почему-то они напоминали мне жизненные пути...

Я помню деревянные тротуары, тёмные бревенчатые дома с покосившимися заборами. Помню, цирк, похожий на милицейскую фуражку, рядом с которым стоял прекрасный храм, в котором меня крестили. Помню загадочные дома цыган...

Вот в такой атмосфере, старого таинственного города, я жила до 12 лет. А потом... Потом я вдруг попала в совершенно иное, сказочное место: особняки, дворцы, бульвары и пруды.

В 1985 году наша семья переехала  в Москву. Мы жили недалеко от Патриарших в огромной коммунальной квартире с восемью просторными комнатами с высокими потолками и узкими окнами.

Помню, я гуляла по улицам нового для меня города, и внезапно из-за угла, окутанный туманом цветущей сирени, выплыл особняк Рябушинского – со всеми этими изогнутыми линиями модерна, обвитый мозаиками Врубеля…

Я была потрясена. Простая маленькая сибирская девчонка никогда такого не видела!

Конечно, я безумно полюбила эту уцелевшую старинную Москву.

И, конечно, очень болезненно переживала время, когда сносили дорогие моему сердцу постройки. Ту Москву я и описываю в своих произведениях. Например, в романе «Воздух» и в более ранних текстах.

 

 

- Я заметил, что роман «Воздух» существует, будто бы сам в себе, и является неким многослойным полотном, состоящим из ваших снов и воспоминаний.

 

- Да, это свойственно моему стилю. Я как будто ныряю глубоко в память и вижу удивительные картины города, которые пытаюсь воссоздать. Вплоть до физических ощущений. 

Я поняла, что мои воспоминания очень пластичны, я могу лепить из них всё что угодно.

Самые яркие мои московские воспоминания – это, конечно, учёба в Литературном институте. Поступив в него, я почувствовала, что попала в абсолютный творческий рай. 

Там были люди, которые говорили на моём языке, и с ними можно было обсуждать всё, что меня волновало! И литературу, и искусство.

Педагоги у нас были блестящие: Михаил Гаспаров – исследователь античной литературы, Станислав Джимбинов, благодаря которому я полюбила Фолкнера, Пруста, Джойса...

Вспоминаю, как ещё в Новосибирске, когда мне было восемь лет, бабушка повела меня в кино на очень-очень странный фантастический фильм.

Я совсем не понимала, что происходит на экране. Действие мне казалось скучным, а длинные метафорические диалоги утомительными... Но вместе с тем я, как зачарованная, почему-то не могла оторваться от экрана.

Это был «Солярис» Тарковского. Об этом режиссёре я узнала гораздо позже, но кадры из фильма ещё долго не выходили у меня из головы. Я постепенно стала понимать, что искусство может быть таким...

С одним из создателей «Соляриса», Фридрихом Горенштейном, уже спустя годы я познакомилась в Берлине. Он уже давно жил в Германии, в эмиграции.

Это был удивительной внутренней красоты и глубины человек. Меня трогало общение с ним. Я была юной девушкой, а он пожилым человеком, но нас объединяла литература.

Также как когда-то она объединяла пятнадцатилетнего Артюра Рембо и уже взрослого Поля Верлена.

Он приглашал меня на свои ужины - а готовил он чудесно! - и мы, засиживаясь допоздна, разговаривали о творчестве, о книгах, об авторах…

 

 

- Екатерина, расскажите о Берлине, в котором живёте уже пятый год.

 

- Берлин – город интернациональный. Он открыт для разных культур и направлений в искусстве и творчестве. Я неплохо знаю немецкий язык, но писать пока на нём не могу.

Хотя моя писательская карьера давно связана с Германией. Немецкое издательство Suhrkamp Verlag  даже выпустило мою повесть "Перелётные роботы".

Но меня, как драматурга, очень интересует  современный немецкий театр.

Мне очень нравятся постановки режиссёра Франка Касторфа, который работает в театре «Фольксбюне» – это один из ведущих театров Восточного Берлина.

В нём недавно состоялось актёрское чтение моей пьесы "Острова блаженных".

В Западном Берлине есть театр – «Шаубюне», и там работает другой замечательный режиссёр, Томас Остермайер.

 

 

 

 

"Получилось так, что в один период жизни у меня было одновременно два любовника. Первый был режиссер. Второй – художник. Их имена, точно так же, как это время, я помню смутно.

(Потом, позже, как горящие хвосты фейерверков из ракетниц, вырвутся воспоминания. Сейчас они клубятся, не называя себя.)

От них обоих осталось только неясное зеленоватое свечение. Возможно – цвет времени года.

Это свечение я видела каждый раз, когда встречалась с кем-то из них. Оно исходило от их разговоров, от их прикосновений ко мне и, самое главное, – от них.

 

 

Тут Екатерина предложила зачитать отрывок из своей старой рукописи, посвящённой вымышленному ею городу.

Она достала из сумки пожелтевшие истрёпанные временем страницы.

Поймав мой удивленный взгляд, сказала, что этому тексту уже очень много лет, и он набран ещё на печатной машинке: «Звук стука по клавишам завораживает, в нём есть что-то гипнотическое. Сейчас, с появлением компьютеров, эта романтика уже ушла».

 

 

 

Екатерина зачитала отрывок о городе, который существует в наши дни, и о людях, которые оказались в нём – каждый своим особым путём - и никак не могут из него вырваться.

Как бы они не пытались бежать, этот город по какой-то причине их не отпускает.

Было что-то притягательное и, в то же время, страшное в этом рассказе.

Возникли ассоциации с культовым фильмом Карена Шахназарова "Город Зеро" (1989), в котором герой Леонида Филатова, отправившись в командировку, неожиданно попадает в город, где жизнь наполнена абсурдом, и вернуться из него в привычную реальность очень сложно.

 

 

"Режиссёр отправил героя фильма в командировку. Что-то беспокоящее, настораживающее, внушающее опасение несут уже первые кадры ночного города: безлюдье, пустые улицы, словно вымершие дома, гулкая тишина, взрываемая подчеркнуто пронзительными звуками.

Перед нами - заповедник прошлого, часы здесь не совсем остановились, они лишь чудовищно отстают. Авторы предлагают своего рода игру, где представлены не живые люди, реальные обстоятельства, но персонажи, маски, марионетки кунсткамеры. Сам мир фильма - развернутая метафора, материализованная химера" (И. Шилова; "Мнения", N 2-89)

 

 

Я придумала эту историю и персонажей много лет назад, ещё в юности.

Я смотрела на Москву, которую уже начали сносить, разрушать... В ней внезапно мне открывались какие-то тайные дома, дворы, особняки...

Я ходила по этим особнякам и дворам. Фантазировала. И писала.

 

 

 

Наша встреча уже подходила к концу. За окном наступал вечер.

 

 

- Помню, в юности в Новосибирске я часто бывала в городской библиотеке. Её посетителями были не школьники и студенты. Это были обыватели, в основном, домохозяйки.

И они, конечно, брали что-то вроде Валентина Пикуля или Мориса Бриона. Но то и дело я замечала: нет-нет, да и возьмут вдруг Толстого или Достоевского. Читать любили.

В наши дни, к сожалению, интерес к литературе снижается - сейчас есть очень много всего, помимо книг, чем можно заполнить свободное время: сериалы, реалити-шоу, интернет.

Но я думаю, что интерес к литературе всё же воскреснет, и довольно скоро.

Ведь проза, поэзия, драматургия, театр – это необходимая каждому человеку пища для разума и души.