Анатолий Карпов: "Человеческая деятельность идёт вразрез с интересами природы".

Текст: Наталия Лескова

За его «матчами века», припав к телевизору, следила вся страна. Он давно стал символом эпохи и человеком-легендой.

Трудно в одном материале перечислить все звания, регалии и заслуги Анатолия Карпова. Трёхкратный чемпион мира по шахматам, международный гроссмейстер, трёхкратный чемпион мира ФИДЕ, шестикратный победитель шахматных олимпиад в составе сборной СССР, обладатель девяти шахматных «Оскаров»…

Он до сих пор в отличной форме и одерживает убедительные победы на шахматной доске. А ещё, Анатолий Евгеньевич много лет возглавляет Международную ассоциацию фондов мира, занимается природоохранной деятельностью и, конечно, активно пропагандирует шахматы среди молодёжи, считая их великой игрой, способной воспитать нацию.

В мае этого года ему исполнилось 65 лет.     

Легендарный шахматист Анатолий Карпов продолжает активно пропагандировать шахматы, но вторым главным делом своей жизни считает "спасение мира" - природоохранную деятельность.

– Анатолий Евгеньевич, слышала, что в шахматы вас научил играть отец. А как вы думаете, что было бы, не случись этого? Чем бы вы занимались?

– В семье любили рисовать. Отец у меня крупный инженер, он великолепно чертил и, как и мама, прекрасно рисовал. Этот дар мне не перешёл абсолютно, но мне досталась от него отличная память. У него память, правда, я думаю, была лучше, чем у меня.

Ко мне перешёл и его интерес к истории, к географии, память не только на цифры, но и топографическая – на расположение улиц, домов. Мне достаточно в городе пройтись пешком, и всё – я смогу не только там сориентироваться, но даже нарисовать карту этого города.

Это касается даже тех мест, где я давно не был. Возвращаюсь – и сразу вспоминаю. Заблудиться мне невозможно.

Переехав с Урала в Москву, а затем в Ленинград, маленький Толя думал, что Ботвинник, Корчной и Таль — это не настоящие фамилии гроссмейстеров, а псевдонимы: «Евреи у нас, разумеется, были, но не так много, поэтому эти фамилии звучали для моего уха непривычно, и мне действительно казалось, что если в литературе есть псевдонимы, то почему им не быть в шахматах? Я, кстати, впоследствии не просто познакомился с Ботвинником — даже попал в его подмосковную школу».

– Наверное, с такими талантами вы могли бы заняться сыскной деятельностью, стать резидентом.

– Может быть.

– А насколько важным было то, что отец научил вас не расстраиваться при проигрыше?

– Он учил меня не плакать. А насчёт не расстраиваться – нет, конечно, такому не учил. Он и сам расстраивался как от своих неудач, так и от моих, и это нормально.

Но всегда важно суметь собраться, чтобы это никак не отражалось на последующей игре. Папа говорил: «Будешь плакать – не стану с тобой играть!».

– Ваш отец был выдающимся инженером, проектировщиком системы «Град» и противопехотных шариковых бомб.

– Да, ему принадлежат 79 изобретений в области обороны.

– Наверняка он хотел, чтобы вы стали учёным, инженером?

– Отец никогда не давил на меня. Он хотел, чтобы я сам выбрал свой путь.

Но при этом всегда помогал мне, поддерживал и направлял, если нужно.

– Итак, вы увлеклись шахматами – сначала на любительском уровне, потом постепенно поняли, что это серьёзно, поступили на мехмат МГУ, а потом перевелись почему-то на экономический факультет Ленинградского университета.

Я понимаю, почему именно в Питер: там жил ваш тренер. Но не понимаю, почему на экономический факультет.

– Сначала на экономический я перевёлся внутри Московского университета. Мне показалось, что это больше мне подходит, больше расширяет кругозор и знание общественных наук. И, кстати, в жизни мне это действительно потом пригодилось.

А что касается мехмата, то меня жутко начали мучить преподаватели по матанализу, я запомнил их на всю жизнь. Я закончил математическую школу с золотой медалью и был уверен в своих знаниях, матанализ знал назубок. Но эти люди сделали мою жизнь на мехмате невыносимой.

У нас был завкафедрой аналитической геометрии профессор Потапов, он как-то мне симпатизировал, и после первой мучительной сессии я пришел к нему спросить совета. Он говорит: «Насколько я понимаю, у вас матанализ будет три года, а это значит, вам еще три года придется мучиться с этими преподавателями».

А я в тот момент уже стал чемпионом мира среди юношей, и он мне порекомендовал перейти с мехмата. И тогда я начал выбирать, куда. И когда уже выбрал экономический факультет, меня стали донимать по спортивной линии. Я занимался в ЦСКА, а меня стали чуть ли не силком перетаскивать в команду МГУ «Буревестник».

Пока я был на уровне не столь высоком, не создавал опасности для лидирующих позиций «Буревестника», на меня смотрели сквозь пальцы. Но стоило мне начать выигрывать, стали давить по-чёрному.

Когда я перевелся на экономический, меня вдруг вызвал завкафедрой спорта: «Мы знаем, что вы за ЦСКА, но вам будет намного легче учиться, если вы будете в “Буревестнике”».

Я проигнорировал его слова. Тогда меня вызвал проректор Сергей Михайлович Волков. Он мне начал угрожать в присутствии родителей, что я не смогу закончить университет, если не перейду в эту команду. Мама была в панике.

Причем, было так: он пригласил поздравить меня со званием чемпиона мира среди юношей и вдруг неожиданно пошёл в наступление. Но я достаточно спокойно к этому отнёсся.

Мы выходим, мама ахает и охает, отец говорит: «Что ты думаешь по этому поводу?». Я отвечаю: «А что тут думать. Я, конечно, не перейду». Он говорит: «Трудно будет тебе». «Наверное», отвечаю я, «но переходить не буду». Когда меня никто не знал и на меня не смотрел, ЦСКА мне всё обеспечил. Поэтому я остался ему верен.

– Это было бы предательством с вашей стороны, если бы вы ушли?

– Ну, конечно, я подвел бы команду. Хотя переходили нередко, и студенты в том числе. Но я считал эту систему неправильной.

– А потом вы перевелись в Ленинградский университет. Там проблемы продолжились?

– Когда я уехал в Ленинград, скандал был жуткий. Я дождался, когда ушёл в отпуск декан Солодков, потому что он точно бы меня не отпустил, костьми бы лёг. Он очень поддерживал спорт.

Я пришёл к его заместителю, который занимался наукой, даю зачётку, у меня там всё отлично, все зачёты, экзамены сданы.

Он смотрит и говорит: «Вообще, таких студентов жалко отпускать, вы что, серьёзно? Может, передумаете?» – «Да у меня тренер в Ленинграде, и мне по шахматам будет там удобнее». – «Ну что же, – говорит, – я не могу препятствовать развитию человека», и подписал.

А потом, когда вернулось всё спортивное начальство, поняли, что потеря жуткая. Но в Ленинграде я достаточно спокойно отучился и в шахматы продолжал играть успешно.

– И вот началась череда ваших великолепных спортивных побед. Наступил ли момент, когда вы к этому привыкли?

– Нет, я не привыкал к этому. У меня принцип был такой: заканчивается соревнование, и все уроки, которые из этого можно было извлечь, в голове остаются, а победы и поражения должны уходить.

Шахматы, да и вообще спорт требуют постоянной работы над собой.

В отличие от науки: если ты стал академиком, то достиг своего потолка и можешь больше ничего вообще не делать. Правда, сейчас престиж Академии наук резко понизился, но в те времена был очень высок.

А в шахматах на старых заслугах не проживешь: соревнования продолжаются, и каждый хочет выиграть у чемпиона, поэтому ты должен быть всегда в тонусе, в форме, а не почивать на лаврах.

Я даже когда становился чемпионом мира, отдыхал максимум десять дней. Я понимал: если отдохну два месяца, мне потом очень тяжело будет входить в форму. Именно поэтому я и сыграл так много. У меня рекорд, который вряд ли кто-то сможет побить.

"Я помог Каспарову достичь прогресса и начать лучше понимать шахматы. Вначале он думал, что легко меня обыграет, и поражение в 1984 году стало для него шоком". Карпов вспоминает, что Каспаров очень быстро учился и к следующему матчу 1985 года стал совершенно другим шахматистом.

– Десять лет на чемпионской вершине!

– Нет, шестнадцать. Десять, потом еще шесть. А не так давно я выиграл 180-й турнир в своей жизни.

– А что за турнир?

– Турнир моего имени во Франции. В мою честь он назван потому, что начался с моей подачи. Я был единственным, кто с 1995 года сыграл во всех турнирах.

И вот они меня пригласили почётным гостем, причём, я играть не хотел, но так получилось, что уговорили, и я выиграл.

Хотя не готовился совсем. Но играл очень здорово, в финале обыграл Васю Иванчука. А он сейчас один из лучших шахматистов мира.

"Эта фотография сделана в 1979 году. Я видел её только один раз, лет 12 назад. Я тогда оказался в Нью-Йорке, где по случаю участия в турнире в Северной Америке  был запланирован ряд выступлений.

Организаторы турнира знали об интересе Дали к шахматам, а когда они узнали и о моем увлечении его творчеством… В общем, в результате мы уже просто не могли не пересечься в одном из ресторанов даунтауна.

Но выгоды от встречи получили больше всего именно мы с Дали. Быстро нашли общий язык. Им стал английский – я тогда уже прилично изъяснялся, он, естественно, тоже, так как жил в США несколько лет.

Несмотря на то, что я тут достаточно молод – 28 лет, никакого высокомерия с его стороны не исходило. Общались на равных.

Разница между нами, которая не могла не бросаться в глаза, была в другом.

Представьте: Сальвадора сопровождают две шикарные подруги из числа поклонниц, а меня – офицер безопасности..." - вспоминает Анатолий Евгеньевич.

– Что вам надо для того, чтобы быть в хорошей форме? Читала, что вам важно выспаться.

– Совершенно точно. Нервная система должна восстанавливаться, а сон – это главное. Иногда для восстановления нервной системы достаточно было прогулки на свежем воздухе.

Однажды у меня случилась очень тяжелая, изнурительная партия с Анандом, которую я никак не мог завершить. Чувствовал себя вымотанным.

В перерыве друзья уговорили меня пойти прогуляться на Женевское озеро. Погода была отличная, мы скормили лебедям несколько батонов хлеба, и в результате, когда я вернулся, чувствовал себя совершенно обновлённым. Сел и выиграл партию.

Несколько лет назад я обыграл Фишмана, своего исторического соперника. Мы с ним играли матч на первенство мира, это был 175-й международный турнир.

Меня поздравили, потом пресс-конференция, и кто-то из журналистов спрашивает: «Ну скажите, а кто-то всё-таки есть, кто сможет вас побить?».

Я говорю: «Нет такого. Теоретически это возможно, но практически – вряд ли. Вы, наверное, плохо представляете себе, что такое 175-й турнир в шахматах».

Давайте разложим так: пять турниров в год – это много или мало? Это очень много, и так 35 лет подряд. Хотя, конечно, выигрывать становится всё труднее.

– Почему?

– Конкуренция. Информация проще достаётся. Многое решается дома, с компьютерами. Подготовка становится эффективнее.

Уникальная встреча: Анатолий Карпов, Ефим Геллер и Юрий Балашов, (стоят) Гарри Каспаров, Михаил Таль и Лев Полугаевский. Мальта, 1980.

– Сейчас действительно семимильными шагами развиваются компьютерные технологии.

Созданы квантовые компьютеры, нейрокомпьютеры, которые намного «умнее» тех, что когда-то выигрывали у Каспарова.

Как вам кажется, может быть, скоро появится искусственный интеллект и человеческий мозг станет не нужен?

– Любые компьютеры создают люди. И любые программы пишут люди.

– То есть человеческий мозг чем-то их превосходит?

– В чем-то, конечно, нас превосходят компьютеры. Они не утомляются, не устают. У них нет нервной системы, нет возбуждения.

В этом смысле они стабильнее и сильнее. Поэтому компьютер незаменим там, где требуется расчёт. Но если речь идет о понимании и интуиции, компьютер беспомощен.

– А какую роль для вас играет интуиция?

– Достаточно серьёзную. Не только в шахматах – вообще в жизни. Да, в конкретном расчёте с компьютерами соревноваться сейчас невозможно.

Но с моим опытом, знаниями я могу определить то, чего не может ни один компьютер в мире, даже самый мощный – какие фигуры на доске разменять, какие оставить.

И я это чётко вижу. А компьютер вообще не понимает, зачем это нужно.

– И ещё, вероятно, вы интуитивно улавливаете логику противника?

– Я понимаю расположение, логику взаимодействия фигур. В этом компьютер соревноваться не может. Иногда, чтобы получить преимущество, надо оставить фигуру.

Это уже планирование, прогнозирование и расчёт. Надо нейтрализовать инициативу и поменять фигуры, но это не многие могут сделать.

– Давайте вернёмся во времена вашего чемпионского взлёта. Тогда ведь шахматы были очень престижным видом спорта.

Да, все хотели стать учёными, космонавтами, но точно так же все хотели быть шахматистами. Не всем это было дано, но возможности были у всех – шахматные кружки, клубы, и всё это бесплатно и общедоступно.

Сейчас такого стало заметно меньше. Знаю, вы лично способствуете тому, чтобы у детей были такие возможности, пропагандируете шахматы.

– Я основал серьёзный центр шахматных школ, имени Карпова. В 1988 году ко мне обратились воронежские шахматисты с просьбой создать школу и как-то её опекать ее.

Тогда в стране была только одна школа – Ботвинника, созданная в рамках общества «Труд». Я тоже заканчивал эту школу в своё время. Вместе с другими талантливыми ребятами из Златоуста меня пригласили туда заниматься.

Интересно, что Ботвинник, который следил за нашими успехами, однажды сказал, что «из Толи ничего не получится». Не знаю, почему он так решил, но, к счастью, мастер ошибся.

А когда спустя многие годы воронежцы обратились ко мне, я предложил создать областную школу. И вот мы провели первый набор талантливых детей. Было, как сейчас помню, шесть ребят и две девочки.

Одна стала международным мастером, другая – мастером. Из ребят – три гроссмейстера, один – тренер высшей квалификации. Он был тренером национальной сборной Испании, потом Польши.

Так начала возрождаться традиция шахматных школ. На следующий год я открыл свою школу в Берлине, еще до разрушения Стены, потом – в Западной Германии, в Баден-Бадене, и пошли школы российские.

В 1991 году мы создали школу для ребят из Чернобыльской зоны. Она стала международной – Украина, Белоруссия, Россия и Казахстан вплоть до Семипалатинска. Пригласили ребят с Южного Урала.

Эта школа действует до сих пор. Мы никогда не имели государственной помощи, только спонсорскую.

Провели восемь чернобыльских спартакиад – это командные соревнования школ Чернобыльской зоны. Но потом спонсорское финансирование прекратилось.

– Почему вы решили именно в этой зоне создать школу?

– Не могу сказать, что это было моё начинание. Предыстория такова. Я организовал международную чернобыльскую организацию «Чернобыль-помощь».

26 апреля 1986 года случилась авария на реакторе, а 28 апреля мы уже перевели первые деньги из Международной ассоциации фондов мира, 29-го основали отдельную комиссию помощи ликвидаторам и пострадавшим от чернобыльской трагедии.

Так что в 1991 году, когда была создана школа, те люди пришли ко мне. И с тех пор я этим занимаюсь. Уже 25 лет.

– Вы ездите в Чернобыль?

– Конечно. У меня два высших ордена Украины. Один я получил от Путина, второй от Ющенко. Я первым проводил пресс-конференцию по Чернобылю в ООН.

Совсем недавно получил высочайшую общественную награду на Украине – Герой Чернобыля. Причем она вручается, только если 28 областей, где есть организации чернобыльцев, единогласно за тебя голосуют.

Если хоть одна выступает против, награда не присуждается.

– Несмотря на то что сейчас на Украине по-разному относятся к нашим гражданам, вы для них, видимо, остаётесь непререкаемым авторитетом. Это действительно очень почётно.

– Да, я там свой человек. К Украине и к украинцам я отношусь очень хорошо. Очень люблю Одессу, чувствую там себя как дома.

Первый раз был там в 1961 году с отцом. С тех пор у меня замечательное отношение к этому городу, причём, оно передалось и моей дочке.

Она уже немало попутешествовала, хотя ей 16 лет, но в мире у неё на данный момент два любимых города: Санкт-Петербург и Одесса. То есть этот город, как и мне, запал ей в душу.

С женой Натальей и дочерью Софьей (2010 год).

– А в шахматы дочка она играет?

– Нет, в шахматы не играет. Она гуманитарный человек и неплохо знает языки.

Ещё до школы перечитала все сказки, которые у нас были, а у нас хорошая библиотека. И она их помнит наизусть.

– Хотела бы коснуться вашей природоохранной деятельности. Не так давно я брала интервью у Алексея Владимировича Яблокова, нашего знаменитого биолога и эколога.

Он говорит, что государственная политика  антиэкологична.  За эти резкие высказывания его не слишком жалуют «наверху».

А вы когда-нибудь чувствовали, что кого-то из власть имущих раздражаете этой своей деятельностью?

– Ну, разумеется. И это вполне естественно. В 1989 году мы с Сергеем Павловичем Залыгиным (1913 – 2000, писателем, академиком РАН, главным редактором журнала «Новый мир» - прим. ред.), создали первый в стране экологический журнал «Эко».

Он выходил лет пять, наверное, на деньги Международной ассоциации фондов мира, которую я возглавлял. Я там был членом редколлегии, а Сергей Павлович главным редактором.

Это был тройственный союз – «РИА Новости», тогда АПН, Сергей Павлович и его экологическая ассоциация и моя ассоциация Фондов мира. Это был очень важный журнал.

Конечно, экологические проблемы за раз не решить, ими надо заниматься постоянно, причём, неизвестно, когда будет эффект, и всё это совершенно расходится с системами любой страны. Неважно – коммунизм, социализм, капитализм, феодализм…

В любой стране, где есть выборность, каждый политик хочет хороших и быстрых результатов. У него программа не может быть долгосрочной, потому что через три года переизбираться, и ему нужен эффект.

А навести порядок в области окружающей среды – очень непросто, это дело длительное и затратное. Поэтому государство в лице разнообразных чиновников поддерживать его не желает.

– Вы убеждены, что экологическими проблемами необходимо заниматься, даже если это будет кого-то наверху раздражать?

– Да. Без этого мы просто не выживем, люди просто вымрут. Мы уже подошли к той черте, когда природные катаклизмы начинают угрожать безопасности всей биосферы.

Совершенно ясно, что человеческая деятельность идёт вразрез с интересами природы. И этот конфликт надо каким-то образом утихомирить.

Президент Международной Ассоциации Фондов Мира Анатолий Евгеньевич Карпов в этом году принял участие в шествии “Бессмертный Полк” и прошёл по Красной Площади с портретом своего отца, ветерана Великой Отечественной Войны.

– Слышала, что у вас большие политические планы?

– Я иду на выборы в Тюменской области. Это Урал, откуда я родом, соседняя область. Губернатор там очень прогрессивный.

Область, которая раньше была на «сырьевой игле», за последние годы стала давать колоссальные поступления в бюджет.

Я туда часто езжу, провожу рабочие встречи.

– А какая у вас программа?

– В первую очередь, связана с культурой. Мы привезли программу по линии Фонда культурных инициатив, показываем в Тюменской области «живые» спектакли московских театров, например, МХАТа, с которым дружим.

Моя личная инициатива как депутата – диспансеризация населения в сельской местности. Это большая проблема. У нас есть передвижная лаборатория и медики по воскресеньям ездят по сёлам, проводят обследование населения.

С помощью газеты «Тюмень сегодня» мы оказываем бесплатные юридические консультации. У меня есть замечательный юрист, с ним мы уже больше двухсот дел рассмотрели, помогли людям правильно действовать в очень сложных условиях.

Ну и главное, конечно, шахматная программа. Шахматы, можно сказать, сейчас поднимаются по всему Уралу, и особенно в Тюменской области.

Так получилось, что по шахматной линии я сначала стал сотрудничать с Ямалом и Ханты-Мансийским автономным округом, потом ушёл на юг, в Тюмень. На сегодняшний день у меня школы от Салехарда до Инты.

В Ханты-Мансийске на данный момент самый мощный шахматный округ во всём мире. Там практически во всех посёлках городского типа есть шахматные секции.

– Это бесплатно?

– Бесплатно. Всё происходит с поддержкой администрации. Ребята занимаются с большим энтузиазмом, востребованность огромная.

В Тюменской области у нас 310 детских учреждений – школ, садов. В 160 из них есть шахматы.

По мнению гроссмейстера, шахматы могут стать для России отличной национальной идеей.

– Даже в детских садах у ребят уже есть интерес к шахматам и талант к этому?

– Есть. И преподаватели замечательные. Недавно пришёл на занятие: новая группа, мальчики и девочки, всем по шесть лет.

Я порадовался, как они детям шахматы преподносят. Заканчивается урок, я говорю: «Ну что, ребята, будете продолжать шахматами заниматься? Нравится вам?». Они: «Нравится! Конечно!». Хором кричат. Приятно.

– Можете сформулировать, что могут дать детям шахматы?

– Шахматы дают очень много. Не только для совершенствования игры. Отмечено по всему миру – там, где есть шахматы, существует дисциплина.

Корреляция прямая и абсолютная. Шахматисты – дисциплинированные люди. Это очень важно для освоения других предметов. Шахматы учат логике, учат принимать решения.

В шахматах человек намного раньше познаёт ценность времени. Фактор времени в шахматах имеет колоссальное значение, особенно, когда вы начинаете играть в турнирах.

Умение за определённый промежуток времени принять решение приходит через шахматы само собой, естественным образом. Ребята, занимаясь шахматами, интеллектуально развиваются быстрее, взрослеют.

Они ещё физически остаются мальчиками и девочками, но умственно гораздо быстрее набираются ума и силы. Именно из-за этого шахматы завоевали землю, а не потому, что весь мир вдруг озаботился количеством гроссмейстеров и решил приобрести своего.

Первая страна, которая на уровне парламента ввела шахматы в школьную программу – это Швеция.

Через интернет-образование шахматы присутствуют в школах США. Любой ученик с Аляски или Гавайев может по сети прослушать курс лекций и получить сертификат.

Как ни странно, сейчас лидером по качеству шахматного обучения является Турция. Шахматная программа была принята там на государственном уровне ещё в 2003 году. Выделили деньги. Теперь шахматы преподаются во всех школах Турции.

– А у нас-то, в России, как дела обстоят?

– А у нас нет пока комбинированной системы. Но, надеюсь, появится. Уверен: если наши дети в большинстве своем начнут играть в шахматы, наша страна будет по-настоящему умной, цивилизованной и умеющей постоять за себя.

Ответить / Цитировать